Ярославия - Беларусь: акция памяти и братства

И наконец-то настала мирная тишина. Кто знает, спорить не станет: такая наступает после боя, оглушительная, со звоном в ушах. В Брестской крепости предвечернее безлюдье. Почти бесшумно несет свои зеленые струи речка Мухавец. У стен крепости она впадает в пограничный Западный Буг, вон то высокое дерево на дальнем мысу – уже Польша. Сидим босиком на речном откосе под плакучими ивами, свежескошенная стерня покалывает пятки. Ступить на эту святую землю голой ногой – совсем не то же самое, что в обуви. Дмитрию Поповичу, чьи родовые корни здесь, на белорусской земле, видим, и этого мало – спускается к реке, разувается, окунает ноги в воду. Умиротворяюще шелестит листва, и снова и снова заводит свою безмятежную песенку семейство здешних пернатых старожилов – малиновок. Смотришь на утиный выводок, степенно выплывающий из-под кустов у самой кромки берега, и невольно начинаешь думать о том, что после всего пережитого сегодня мы в чем-то уже не те, не такие, какими приехали сюда за тысячу километров с берегов Волги. Что-то подобное происходило с нами и после вчерашней поездки в Хатынь, где эта вместе с жителями выжженная эсэсовцами деревня встала перед нами под колокольный набат  всеми своими печными трубами и настежь распахнутыми калитками, встала в бетоне и камне  цвета гари и пепла. Уезжали оттуда с ожогом в душах, слушали тишину окрестных лесов и полей, может быть, еще и не отдавая себе отчета в том, что теперь слушаем ее по-другому. В чём – по-другому? Да хотя бы в том, что по-новому начинаешь дорожить ею, не понаслышке зная, чего она стоит, эта тишина, какими жертвами досталась, какими бесстрашием и стойкостью добыта.

Всё так, ведь мы приехали сюда не на беззаботную туристскую экскурсию – с миссией доброй воли, посвященной Дню России и году 70-летия Победы. Делегация ярославского межнационального содружества привезла драгоценный груз – письма школьников белорусским ветеранам Великой Отечественной и – через времена и расстояния – их письма защитникам Брестской цитадели, привезла землю, заблаговременно собранную чуть ли не со всего нашего ближнего зарубежья, от Средней Азии и Закавказья до Татарстана и Украины, чтобы высыпать ее у плит гарнизонного кладбища Брестской крепости. Её оборона вошла не только в легенды, но и в историю войн. От огнемётного жара плавились кирпичи, казармы превратились в груду развалин, а люди стояли, огнем отвечая на все предложения «почетной капитуляции». Цитадель обороняли бойцы и командиры трех десятков национальностей. Русские, уроженец Татарии, Петр Гаврилов, Иван Зубачев из подмосковных Луховиц, ярославец Константин Касаткин, наш сосед-вологжанин Анатолий Виноградов; белорусы Владимир Шабловский и Степан Зысковец; украинцы Родион Семенюк и Григорий Деревянко; еврей Ефим Фомин; армянин Самвел Матевосян; азербайджанец Халил Ахвердиев; грузин Акакий Шеварднадзе; дагестанец Аслан Сурхайханов; немец Поволжья Вячеслав Мейер. Неисповедимы пути Господни, кто-то погиб здесь, кто-то попал в плен, а после войны в гулаговский лагерь как политзэк, кому-то повезло пробиться к своим и уйти в партизаны. Неистовый лакец Сурхайханов из плена бежал, встретил победу в Италии, в отряде Сопротивления имени Гарибальди.

 Здесь в мемориальном комплексе «Брестская крепость-герой» мы вглядывались в их лица на снимках в музее, на рельефах памятных досок на стенах казарм и крепостных башен, читали их имена на мраморных плитах у Вечного огня воинского кладбища, на уличных аншлагах в Бресте и Минске. Мы слушали краткие, как боевые донесения, рассказы об этих людях наших гидов Валентины Антиповой и Алёны Гольмант. Экспозиции размещены в казармах инженерного полка, заново отстроенных под музей, но рядом, торец к торцу, сохранены развалины казарм времен обороны. Тогда на рассвете 22 июня 1941 года застигнутые врасплох штабные и дежурные подразделения гарнизона общей численностью в два пехотных полка (обе стоявшие в крепости дивизии выехали на лето  в полевые лагеря) встретили и на целый месяц задержали десятикратно превосходящие силы матерого агрессора, прошедшего пол-Европы. В руинах посреди просторного двора цитадели оставлен и красноармейский клуб в бывшем костёле. За клуб, откуда простреливался весь двор, шли особенно ожесточенные бои. Автоматчики вермахта уже на второй день боев заняли в нем огневые позиции, но вскоре были выбиты из клуба, да так, что никто из них не выбрался отсюда живым. Так что если где-то в литературе вы прочтете, что в Брестской крепости «говорят даже камни», то не считайте такие слова красивой фигурой речи. Кто здесь был, знает: так оно и есть, и мы сами не раз убеждались в том среди крепостных руин, заросших молодой зеленью. Да и музейные экспонаты говорили с нами на том же языке подлинника, не щадящем наших нервов, но хорошо понятном каждому - на языке тех «говорящих» камней, архивного документа, воспоминаний участников обороны из фондов мемориального комплекса и со страниц знаменитой, вышедшей в конце 60-х годов,  не раз переизданной книги Сергея Смирнова «Брестская крепость». Его личности и судьбе посвящен в музее именной зал с рабочим столом писателя, прошедшего войну. Его дела в Объединенной базе данных «Мемориал» Министерства обороны России и сегодня продолжают верно служить поисковикам, российским и белорусским. Не забудем: это он, Сергей Сергеевич Смирнов, первым на всю страну прямым текстом, имея в виду прежде всего попавших после войны под сталинские репрессии защитников Брестской крепости, это он сказал, что все они герои (для большей убедительности уточнил – «настоящие герои»), достойные почета и уважения на равных с фронтовиками и тружениками тыла. Сказал – и был услышан.

Сначала это была армейская окопная легенда о том, что далеко от линии фронта, подступившего к Москве, в тылу врага отчаянно сражается малочисленный гарнизон пограничной крепости, заставивший штабистов вермахта всерьез задуматься о том, что может ожидать их в скором будущем на Восточном фронте. Но должно было пройти  еще целое десятилетие, прежде чем сама жизнь напомнила нам о старой легенде. Как становилась она героической былью, и поведала людям книга Смирнова, а теперь эту обжигающую души быль доносят до нас музейные подлинники Брестского мемориала. Слушаем комментарий гида к тексту «Боевого донесения о занятии Брест-Литовска». В феврале 1942 года в боях под Орлом наши войска разгромили ту самую 45-ю пехотную дивизию, чей боевой порыв в первые же дни и недели блицкрига остудил гарнизон крепости на Буге. При этом был захвачен штабной архив немецкой дивизии. Среди бумаг оказался любопытный документ с описанием хода боев за Брестскую крепость и с вынужденным признанием причин задержки наступательной операции на берегах Западного Буга. «Ошеломляющее наступление на крепость, - сообщали штабисты вермахта, - в которой сидит отважный защитник, стоит много крови». Русский перевод донесения был сразу же напечатан в газете «Красная звезда». Так ее читатели первыми узнали о героях Бреста. Еще три года спустя, в ходе сокрушительной операции четырех советских фронтов «Багратион» Брест был освобожден и наши войска вошли в крепость, тогда-то – да, здесь и заговорили камни. Ожили руины - именами из солдатских медальонов,  фотографиями из полуистлевших офицерских планшеток, прощальными надписями защитников крепости на стенах казарм.

В очередной их отсек проходим под аркой из оплавленных кирпичей – видны окаменевшие капли и вздутия от адского огнемётного жара. По слогам, как весть из небытия, читаем самую известную из тех безымянных надписей, оставленных бойцами в последние минуты жизни. Сам кусок стены со словами, процарапанными штыком, выставлен в Центральном музее Вооруженных сил в Москве, здесь копия, но всё равно до костей пробирает, до озноба: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина». И дата, положившая конец  спорам историков о том, сколько времени держалась цитадель. Командир Восточного форта майор Петр Гаврилов был захвачен в плен на 32-й день осады. О накале боев лучше всяких описаний говорят вот эти старые, военных и послевоенных времен перила одного из мостов через Мухавец. Было бы время, можно  бы точно подсчитать все сколы и пробоины, на глаз их не меньше полусотни. Рядом все в пробоинах котелки и фляжки; какой ценой давался глоток воды – об этом чуть позже. А пока останавливаемся поклониться полковому знамени. Его в дни обороны закопали, через пятнадцать лет нашли, оно тоже всё изрешеченное осколками. Что и говорить, Брестский мемориал – зрелище не для людей со слабыми нервами.

Через ворота Холмской башни, отдаленно похожей на средневековый замок, выходим на берег Мухавца  с пограничным столбом сороковых годов. Здесь на рассвете первого дня войны вермахт проверил цитадель на прочность – нападал по-разбойничьи, били по стенам казарм прямой наводкой, в упор, вон из тех кустов на другом берегу. Рассчитывали взять крепость с ходу, да, как говорят в народе, не на таких напали. Над аркой Холмских ворот нам показывают единственное на фасаде башни, на вид вполне обыкновенное окошко. Здесь в своем кабинете и встретил войну полковой комиссар Ефим Фомин. Окно выходит в сторону границы, зажигательный снаряд сразу же попал в кабинет комиссара, и он, задыхаясь от дыма и гари, едва успел спуститься на первый этаж казарм. Связи со штабом не было, и комиссар  немедленно взял на себя командование подразделениями полка. Это по его приказу комсорг полка старший лейтенант Самвел Матевосян повел бойцов в штыковую атаку. Дважды раненый, Самвел продолжал сражаться плечом к плечу с бойцами. На третий день осколком снаряда ему раздробило бедро. В тяжелом состоянии его перенесли в подвалы под казармами, под опеку «главного врача» крепости военфельдшера Раисы Абакумовой. Спустя много дней будучи без сознания Самвел был взят в плен. Так оказался он в лагере военнопленных в Южном военном городке Бреста. Инженер-геолог Матевосян был одним из первых, кого отыскал Смирнов и чьи воспоминания положили начало его самоотверженному многолетнему поиску.

После войны здесь в развалинах нашли чудом сохранившиеся листы приказа по крепости №1. Когда взять крепость сходу не удалось, противник приступил к ее осаде. Его натиск нарастал. Восстановить надежную связь между разными участками обороны так и не удалось, кончались боеприпасы, медикаменты, еда. В таких обстоятельствах комиссар Фомин и капитан Зубачев приняли самое верное решение – собрать все силы в один кулак. В крепости начал действовать штаб обороны. Приказом по гарнизону были составлены списки военнослужащих и членов их семей, поименно переписаны раненые, взяты на учет боеприпасы и то, что оставалось на складах. Тем временем выяснилось, что фронт продвинулся далеко на запад и, значит, ждать помощи  бесполезно. Из всего этого следовало, что стоять надо до последнего. Так они и стояли, защищая дом родной, как велели им долг и совесть, и как издревле повелось на Руси -  не щадя живота своего.

А вот судьба самого комиссара долго оставалась неясной. Говорили, что он погиб в бою здесь в крепости, кто-то слышал, что он будто бы попал в плен. Всё разъяснилось, когда где-то в Тверской глубинке Смирнову удалось разыскать сержанта 84-го полка, а после войны директора сельской школы Александра Сергеевича Ребзуева. В последних числах июня тогда, в сорок первом, сержант оказался вместе с комиссаром в одном из отсеков казармы, когда  диверсанты подорвали эту часть укреплений. Тех, кто уцелел после взрыва, немецкие автоматчики вытащили из развалин, был среди них и Фомин. Пленных погнали через Холмские ворота сюда, на берег Мухавца. Однополчане Ефима Фомина видели, как комиссара поставили у крепостной стены, как он вскинул руки, что-то крикнул, но голос его заглушили выстрелы…Перед мемориальной доской на фасаде Холмских ворот с вырезанным в камне портретом одного из организаторов обороны крепости мы почтили его память минутой молчания.

У скульптурной композиции «Жажда» - ее герой, опершись на приклад, зачерпывает каской воду –  вспоминаем те  пробитые пулями котелки, что видели мы в музее.  С комом в горле слушаем  гидов. Жестоким испытанием была изнуряющая жажда. Водопровод с перебитыми трубами бездействовал, запасов питьевой воды не оказалось. О дожде мечтали как о небывалом благе, но день за днем небо оставалось безоблачным. Подступы к речной воде простреливались,  все вылазки смельчаков заканчивались их гибелью. Госпиталь устроили в одной из бывших конюшен, койки заменяла чистая солома, воду для перевязок брали из остатков хозяйственного ледника. Но иссяк и тот последний спасительный источник. Не в силах вынести стоны раненых, просящих пить, старшина Вячеслав Мейер из группы комиссара Фомина, известный своей отвагой и неунывающим нравом, не раз ходивший врукопашную, средь бела дня рванулся к реке, под пулями набрал в котелок воды. Бережно держа его обеими руками, он поднялся по откосу к казарме, успел добежать до окна и протянуть котелок товарищам. И тут его скосила пулеметная очередь с того берега, пуля попала ему в затылок. Так сражались и так погибали герои Бреста.

Последние почести мы отдали им на гарнизонном кладбище крепости. Здесь покоятся останки 1202-х ее защитников. Известны имена каждого пятого, у остальных могилы безымянные. В цитадели ведут раскопки поисковики из Санкт-Петербурга и отряд Министерства обороны Республики Беларусь. По решению и под личной опекой президента Александра Лукашенко идет реконструкция комплекса. Внушительный купол стоящего неподалеку гарнизонного Свято - Никольского собора виден здесь отовсюду. Над кладбищем возвышаются  соизмеримая по габаритам с мемориалами в Волгограде и на Поклонной горе в Москве композиция «Подвиг солдата» и стометровой высоты обелиск-игла в виде красноармейского штыка. Отлит он из того же магниевого сплава, что идет на обшивку космических кораблей. «В назидание агрессорам»,- сказал о замысле обелиска его автор скульптор Александр Кибальников.

Читатели уже знают, что наша делегация приехала в Белоруссию не с пустыми руками. В багаже у нас – тринадцать сшитых рукодельницами «Петропавловской слободы» льняных кисетов. В войну такие кисеты родные и близкие посылали под махорочку фронтовикам. Что там на сей раз, видно было по вышитым на них надписям: «Земля Армении», «Земля Украины», «Земля Осетии», «Земля Грузии», «Земля Польши» и дальше по всей географии национальных общин ассамблеи, от Дагестана, Чечни, Ингушетии, Татарстана до Казахстана и других независимых среднеазиатских республик. Отправило свой кисет и городское сообщество Ярославля, почетное поручение выполнили посланцы мэрии и муниципалитета Сергей Хитров и Елена Ушакова. По предложению заместителя директора мемориала Людмилы Бибик одну половину земли из каждого кисета решили рассыпать у надгробных плит, а вторую, вместе с письмами школьников передать в фонды музея.  Торжественная церемония шла в сопровождении мелодии реквиема и колокольных звонов, всё ритуальное действо для показа по ярославскому телеканалу «СТС» снималось на кинокамеру оператора продюсерского центра «Содружество» Сергея Сухоручкина - с возложением красных гвоздик и траурного венка от совета ЯРО Ассамблеи народов России, с минутой молчания, внесением земли к плитам гарнизонного кладбища. Простыми, идущими от сердца словами о пережитом здесь, о нашем долге, помня о подвиге дедов, нести эту память  внукам и правнукам обменялись в конце церемонии председатели обществ русско-белорусской дружбы «Сяброуства» и «Петропавловская слобода» Дмитрий Попович и Надежда Балуева, посланцы ярославских городских властей, а затем в кратком итоговом выступлении руководитель делегации Нур-Эл Хасиев. Молитву-намаз за упокой павших и во здравие живых вознес к небесам председатель таджикского культурного центра «Саманиды» Рустам Мирзоходжаев.          

     К вечеру на асфальтовых дорожках парковой зоны мемориала  появились молодые мамаши с колясками, возле цветочных клумб и газонов неспешно закружила поливальная машина с радугой в водяной кисее. Кто-то пошел погулять по Бресту, а мы под старыми ивами слушали, всё слушали тишину. Что-то похожее произошло с нами еще накануне. После ожога, испытанного в Хатыни, после того, как смолкли ее колокола, на обратном пути в Минск мы как-то притихли все, и долго никто из нас не мог вымолвить ни слова. Этой деревни нет ни на одной карте мира. 22 марта третьего года войны эсэсовские каратели в отместку за убитого партизанами офицера сожгли Хатынь вместе с жителями. Согнали всех в сарай – стариков, подростков, женщин с грудными младенцами на руках, больных и здоровых, обложили сарай соломой, облили бензином и подожгли. Здесь погибли 149 человек, из них 75 детей в возрасте до шестнадцати лет. Выбраться из пламени удалось только семилетнему Виктору Желобковичу и двенадцатилетнему Антону Барановскому. Единственным взрослым свидетелем хатынского разбоя стал 56-летний сельский кузнец Иосиф Каминский. Сознание вернулось к нему поздно ночью, когда немцев уже не было в деревне. Ему предстояло пережить еще один тяжкий удар. Среди трупов он нашел своего сына – мальчик был смертельно ранен и умер у него на руках.

Так он и стоит сегодня в Хатыни среди обелисков из камня и бетона – печных труб, нижних венцов изб без стен, Отец с телом Сына на руках. После войны здесь поставили скромный памятник с красной звездой. Нынешний грандиозный мемориал открыт в конце 60-х годов по инициативе генерального секретаря компартии Белоруссии Петра Машерова,  строили комплекс всей страной. Наш экскурсовод заместитель его директора Светлана Касперович рассказала, что когда всё было почти готово, один из авторов проекта архитектор Леонид Левин, оглядев окрестную широкую и безмолвную луговину, заметил коллегам – дескать, не кажется ли нам, братцы, что в задуманном нами чего-то не достает. Ответил на его вопрос…жаворонок. Он вдруг вдохновенно запел на всю округу, словно подсказывая, чего не хватает: звука, мелодии! Так в композиции мемориала появились звонницы – каждые полминуты разносятся окрест скорбные колокольные гулы, пробуждающие память и совесть тех, кто их слышит.

 Булыжная мостовая, по которой беззаботным прогулочным шагом при всем желании не пройдешь – споткнешься, выводит нас  за околицу к «Кладбищу деревень». Таких на белорусской земле 185, Хатынь – 186-я. В центре постамента живой огонь, зажженный от Вечного огня на Площади Победы белорусской столицы. Хатынь – она про всех, кто погиб от рук нацистов в Белоруссии. Словно глухая стена лагерного барака надвигается на нас «Стена памяти» - бессрочной памяти об адских страданиях народа в годы Второй мировой войны, граждан республики независимо от их национальности: белорусов, евреев, русских, украинцев, поляков, литовцев, татар, православных, католиков, протестантов, мусульман. В стене  66 ниш, в каждой название деревни, города, гетто, концлагеря. На Восточном фронте доблестный вермахт вел войну на уничтожение, погиб каждый четвертый житель Белоруссии. Но Хатынь, она и о том, что жизнь сильнее смерти. 433 белорусских деревни, уничтоженные вместе с жителями, сумели после войны возродиться. Их названия стали здесь ветвями и листьями на «Деревьях жизни», стоящих под окнами нового строящегося дома – его сруб тоже на века застыл в бетоне, как знак бессмертия народа и вечного возрождения жизни.

После экскурсии в директорском кабинете Людмила Федосеенко и Светлана Хасиева по поручению делегации оставляют в книге гостей краткую запись о только что увиденном и пережитом. Руководитель делегации рассказывает о нашей акции, посвященной году 70-летия Победы и Дню России. На память оставляем представительский пакет с ярославскими сувенирами, сборником «Этнолица», последними выпусками  журнала «Содружество культур», компакт-диском с записями фольклорных ансамблей национальных общин – звучат там и голоса певуний ансамбля «Крыница», неоднократно выступавшего и в Белоруссии. Тот первый наш день в Минске тоже начинался с того, что мы по всей форме принимающей стороне представились. В одном из залов культурно-делового центра Федерального агентства по делам Содружества независимых государств (Россотрудничество), в уютном зале с детскими рисунками на стенах к песням военных лет мы показали документальный фильм «Многонациональный Ярославль». Его зрителями, а затем и нашими собеседниками стали люди, понимающие нас  с полуслова: в Белоруссии живут граждане 140 национальностей, действуют три десятка этнокультурных объединений. «Уважаемые земляки» - таким обращением к гостям ведущие встречи и.о. директора центра Виктор Мичурин и председатель республиканского общественного объединения «Русь» Иван Корда немедленно сократили до нуля расстояние в тысячу километров, накрученных в ночном рейсе Ярославль – Минск на спидометре нашего автобуса. Дружеский диалог после обмена приветствиями, книгами и сувенирами (прислал устное приветствие и губернатор Сергей Ястребов) начался без объявления темы. Речь шла о том, как комфортно в Белоруссии, где действует договор о Союзном государстве Россия – Белоруссия и русский язык имеет статус одного из двух государственных языков, как комфортно живется здесь русским, а в Ярославле как активно и востребовано общество «Сяброуства», а еще о том, что в самые тяжелые времена наши братские народы всегда были вместе, о Таможенном союзе, о развитии единого экономического пространства России, Белоруссии, Казахстана, Армении и Киргизии. Сообща размышляли, как, не забывая уроков прошлого, в многонациональном обществе достигнуть мира и согласия. Как? – двух мнений не было. Доброй волей, сердцами, открытыми навстречу друг другу, творческим общением лицом к лицу. бескорыстным духовным обменом, через веру и культуру – и только так. Нашлось, что сказать об этом каждому, кто вслед за   ведущими, руководителем нашей делегации, посланцами ярославских городских властей  брал слово в то утро: инициаторам акции Дмитрию Поповичу и Людмиле Федосеенко, директору ярославского Дома-музея Максима Богдановича Наталье Прохоровой, члену совета отделения ассамблеи, доценту педуниверситета имени К.Д.Ушинского Александру Емельянову – Александру Сергеевичу довелось гостить здесь со своими студентами  у друзей  с факультета естествознания педагогического университета имени Максима Танка. А о том, чем живет белорусское межнациональное сообщество, со многими подробностями рассказали «уважаемым землякам» лидер минского армянского общества «Айастан» Георгий Егиазарян, секретарь совета объединения «Татаро-башкирское культурное наследие» Эльвира Левшевич, председатель международного общественного объединения дагестанцев «Горо» Хизри Асадулаев, эксперт - политолог Николай Сергеев.

На прощальный ужин на следующий день наша делегация собралась в кафе «Магеллан» в историческом центре Бреста. Он между прочим сверстник Ярославля – первое упоминание в летописях древнего славянского поселения Берестье относится к 1019 году. О том напомнил нам старый друг общества «Сяброуства», бывший ярославец, многие годы отслуживший заместителем начальника зенитно-ракетного училища, а ныне житель Бреста, полковник в отставке Виктор Аркадьевич Шубин – встретив нас на въезде в город, он стал в Бресте нашим компетентным провожатым и внимательным опекуном. Застолье в «Магеллане» неизбежно с порога  превратились в посиделки с разговорами о белорусских свежих впечатлениях. Брестскую крепость и Хатынь деликатно оставили до Ярославля, не ресторанная это тематика. Кому-то удалось погулять по Минску, и он теперь не по туристским путеводителям знает, как выглядят Площадь Победы, супермодерновое здание Национальной библиотеки (целиком и полностью электронной), прозванное в народе «Кубиком Рубика» или правительственные апартаменты, где было подписано Минское соглашение по Украине. Кто-то делился дорожными наблюдениями - с Минского шоссе, проходящего среди полей, пастбищ и перелесков. С него хорошо видны и народный Курган Славы, насыпанный всем миром в память о войне и победе, и монументальное изображение старожила Беловежской Пущи -зубра, реликтового зверя, охраняемого ЮНЕСКО, и белые аисты. Они здесь повсюду: в семейных гнездах на водокачках и силосных башнях, на полях в поисках корма – отважно вышагивают по борозде вслед за трактором. Это у нас в России белый аист редкая краснокнижная птица, а в Белоруссии они, распуганные войной, на старые гнезда давным-давно вернулись и судя по всему больше улетать никуда не собираются. Почему так, по пути лишний раз  растолковала нам по праву биолога и эколога, выпускница Минского университета все та же, заводная и неутомимая, Людмила Федосеенко. Сегодня в Белоруссии нет незасеянных полей, обработан любой малый уголок сельхозугодий. Заболоченные участки осушены, превращены в плодородную пашню. В бороздах живут мыши полевки, на вымочках – лягушки, первейшее лакомство для аистов, в том числе и для бело-серого стерха из Красной книги.

За ужином с каждого стола причиталось одно выступление. В миротворческих тонах было выдержано и прощальное, оно же напутственное в дорогу, слово нашего стола. Нас выручил белорусский классик Серебряного века Максим Богданович, выпускник Ярославского юридического лицея. Надоумил, что лучше всего подойдет по обстановке – вот этот его, знакомый многим читателям нашего журнала, лирический шедевр. Написанный ровно сто лет назад, он оказался в «Магеллане» у нас наготове для чтения наизусть: // «Я хотел бы// встретиться  с вами на улице// в тихой синей ночи// и сказать:// Вы видите эти далекие звезды,// эти светлые звезды Геркулеса?// Несется к ним наше Солнце// и летит вслед за Солнцем Земля.// Кто мы такие?// Попросту мы спутники-попутчики среди небес.// К чему же на Земле распри и дрязги, боль и горечь,// если все мы летим к звезде?».

Юлиан Надеждин.

 журнал "Содружество культур" № 11.